Мелкие капли дождя барабанили по черному лакированному дереву рояля, оседая блестящими брызгами на пожелтевших клавишах. Сквозь дыру в потолке виднелось небо; серое, обветренное, словно свинец, а в комнате, где стоял рояль, гулял холодный ветер.
Давно уже отсырели ножки рояля, на металлических частях проступила ржавчина, а крышка покрылась сеточкой мелких трещин. Долго простоял здесь старый рояль, ожидая того момента, как тонкие пальцы вновь коснутся клавиш и зазвучит мелодия. Безразмерно грустная, воздушная и нежная, бравурная и громкая, тихая и интимная. Сколько пьес было сыграно, сколько симфоний было рождено тугими струнами. От робких и неуверенных простых песенок, до сложных шедевров, достойных самых больших сцен. Рояль был стар и прожил долгую жизнь. Но он ждал. Ждал прикосновения пальцев к пожелтевшим клавишам. Прикосновения, которое вернет ему голос.
*****
- Неверно, Луи! В корне неверно. Разве так ставят руки? Почему твои пальцы похожи на рыболовные крючки? Сколько можно повторять одно и то же? Мягкость и жесткость необходимо тренировать.
- Простите, месье, - мальчик, лет девяти, опустил голову и грустно вздохнул. Учитель, полноватый мужчина с гордым, неулыбчивым лицом и жестким взглядом, нехотя кивнул. – Я стараюсь, но ничего не получается.
- Мало стараться, Луи. Нужно жить этим, - тихо ответил он и прикоснулся к клавишам рояля. Из-под его пальцев тут же полилась волшебная и чарующая мелодия. Сначала легкая, как летний ветерок, потом тягучая, как воздух перед грозой. Мужчина играл, закрыв глаза, и мальчик, с удивлением заметил на его лице слабую улыбку. Он мягко касался клавиш пальцами, порой почти бил по ним, но продолжал улыбаться. Закончив, мужчина вздохнул и, открыв глаза, посмотрел на мальчика. – Видишь? Лишь вкладывая в исполнение душу, ты сможешь достичь высот.
- Да, месье, - ответил Луи. Мужчина кивнул.
- Попробуй еще раз. Сначала нежно, словно ты прикасаешься к лепестку хрупкого цветка. Сильное нажатие причинит ему боль, а нежное подарит счастье, - мальчик неуверенно прикоснулся к клавишам рояля. Первые ноты вышли тихими, слабыми и нежными, как и просил учитель. – Хорошо, молодец. А теперь раздави лепесток! Резко, жестко, сильно! Представь, что небо затянуто страшными тучами и сейчас прогремит гром. Представь это в своей голове, а потом перенеси в звуки, Луи. Играй, Луи, играй!
Луи играл. Он касался клавиш нежно, потом жестко, заставляя пальцы белеть от напряжения. Он играл, пропуская мелодию через себя. И удивился, услышав в ней нечто новое. Учитель улыбнулся еще раз. Он очень редко улыбался. Но в этот раз его улыбка была искренней и доброй.
- Браво, Луи. Пропусти музыку через себя и твоя симфония обретет душу, - сказал учитель. – Музыкой ты можешь сказать больше, чем словами. Помни об этом, Луи.
- Да, месье, - ответил мальчик. Мужчина вздохнул и достал из папки еще один лист.
- Продолжим, Луи. Теперь более сложная симфония.
*****
Дождь закончился, оставив на черном, лакированном дереве мутные капли, которые дрожали, когда ветер врывался в помещение. Капли блестели, как блестела металлическая бляшка с названием производителя рояля. Это было славное семейство инструментов, которое услаждало слух императоров империй и помнило касания пальцев известных музыкантов. Но старый рояль ждал одного и единственного.
*****
- Бог мой, Луи, это прекрасно, - воскликнула красивая девушка, одетая в вечернее платье. Худощавый юноша, слабо улыбнувшись, поклонился ей и кивнул другим гостям, которые сидели в комнате, где стоял рояль. – Я надеюсь, вы сыграете еще?
- Конечно, Анна, - ответил он и, нахмурившись, ударил по клавишам. В этот раз мелодия была другой. Грозной и величественной, как сама природа. Слушатели, затаив дыхание, смотрели за юношей, который целиком отдавался исполнению. Его тонкие пальцы удивительно ловко скользили по клавишам, заставляя рояль звучать так, как он еще никогда не звучал. Они слышали в этой пьесе не просто музыку, но особую историю, которую рассказывал молодой пианист.
Юноша играл увлеченно и не замечал потрясенных взглядов гостей. Его правая рука была нежной, а левая безумствовала. Глаза были закрыты, а губы сжаты. Он не просто рассказывал историю. Пианист делился с ними своей жизнью.
Когда он закончил, в комнате несколько минут царила тишина, а потом все присутствующие разразились долгими, восторженными аплодисментами. И громче всех аплодировала красивая девушка, заставляя щеки Луи зардеться румянцем.
- Следующую пьесу я написал для вас, Анна, - сказал он.
- Ах, Луи… - покраснела девушка и благодарно улыбнулась, когда пианист вновь повернулся к роялю. Он знал, что в этот раз ему понадобится вся нежность, на которую только способны его пальцы. Он был готов оголить не только сердце, но и душу. Но его прервали на середине, когда в комнату вбежал запыхавшийся мужчина в черном костюме. Его лицо было серым, а в глазах застыл ужас. Луи нахмурился и, подойдя к нему, положил мужчине руки на плечи. – В чем дело, Филипп?
- Простите, месье, - ответил он, осматривая гостей безумным взглядом. – Простите.
- Что случилось? На тебе лица нет!
- Война, месье. Война! – и тишина была ему ответом.
*****
Сквозь дыру в потолке выглянуло солнце, освещая разгромленную комнату. В его желтом, еле теплом свете стало видно, что на корпусе рояля были круглые дыры, да и стены носили такие же ужасные шрамы.
На полу валялись сырые, полусгнившие нотные листы, старые книги, битая посуда и ржавые гильзы. Портрет, на котором был изображен статный юноша, посерел и выцвел. А на рояле лежала забытая кем-то винтовка, на которой тоже блестели капли, словно чьи-то слезы, не желающие высыхать.
Рояль помнил многое. Как убегали хозяева, в суматохе разбрасывая вещи по комнате. Как ночью небо освещалось красными всполохами, и с потолка сыпалась штукатурка. Как странные люди ворвались в дом и наполнили его шумом и запахом гари.
Какой-то человек в грязно-коричневой форме спрятался за роялем, используя его, как укрытие. И упал замертво, когда шальная пуля попала ему в глаз, забрызгав музыкальный инструмент кровью. Несколько пуль впились в лакированный бок рояля, но он так и не смог защитить того человека.
Рояль помнил многое. Помнил, как люди ушли, неся на плечах мешки, в которые сложили картины, столовое серебро и другие ценные вещи. Помнил, как проломило крышу свистящим куском горячего железа. Помнил долгие дни и ночи, когда снег и дождь приносили в помещение холод, а жаркое солнце заставляло клавиши желтеть. Помнил, как пол покрывался мхом и дикой травой, которая сладко пахла весной и становилась желтой и колючей осенью. Но рояль ждал. Ждал того, кто снова прикоснется к клавишам. Ласково и нежно. Как к старому другу, которого не видел долгое время.
*****
- Пап, а зачем мы сюда приехали? – недовольно спросил веснушчатый мальчуган, брезгливо обходя остов от ржавой машины. – Это какой-то город-призрак.
- Тише, Венсан, - одернул его седой мужчина, с тревогой следящий за стариком, который шел к полуразрушенному дому и слабо улыбался. – Это дом, где раньше жил дедушка.
- Это уже не дом, а развалюха, - буркнул мальчик и пнул носком ботинка холмик земли, оставленный кротом.
- Это не развалюха, - тихо ответил мужчина, идя следом за стариком. – Это его жизнь.
*****
Рояль не слышал, как в разрушенную комнату входят люди. Он не мог слышать, ведь дерево мертво. Но он почувствовал, когда к клавишам прикоснулись чьи-то пальцы. Они прикоснулись нежно и ласково.
Пальцы были сухими, дрожащими, и почти не гнулись, но старый рояль помнил их. Именно они впервые прикоснулись к нему, когда дорогой музыкальный инструмент привезли в этот дом. Тогда пальцы были влажными от волнения и тоже дрожали. Но не от старости, а от нетерпения прикоснуться к тому, что люди звали музыкой.
Старик медленно опустился на колено рядом со старым роялем и в глазах его блестели слезы. Он провел дрожащей рукой по черному, лакированному дереву, покрытому сеточкой трещинок, и улыбнулся. А затем ласково нажал на клавиши и глухо расплакался, когда внутри старого рояля оборвалась ослабевшая струна.
Он продолжал касаться клавиш и давился слезами, когда струны лопались одна за другой. Кроме одной. Откликнувшейся на его зов еле слышным звуком. К ней добавилась еще одна, и еще. Вместе они создали самую простую и самую трогательную мелодию на свете. Мелодию из трех нот, которые оборвались также внезапно, как и все остальные. Старый рояль долго ждал того, кто вернет ему голос. И дождался, умолкнув затем навсегда.